Положение женщины в допетровскую эпоху

          Летописец рисует древнейший быт славяно-русских колен следующим образом: брака не существовало, было общение жен, при котором можно было, по словам песни "в чистом поле женитися, вокругь ракитова куста венчатися" и которое было соединено с религиозными празднествами. Имели по несколько жен; жены похищались (умыкались). Умыкание совершалось во время языческих праздников. "Радимичи, вятичи, северяне, -говорит летописец,-сходились между селами на игрища, на плясанья и на все бесовския игрища и тут умыкали себе жен, с которую кто сговаривался. Древляне у воды умыкали девиц." Умыкание нередко сопровождалось грабежем, разорением жилья, полоном всего семейства невесты . У некоторых славянских колен, как у Полян, умыкание заменяется миролюбивым соглашением между женихом и родственниками невесты, которые ему ее приводят и получают за нее плату или же дают за нее приданое. "Кроткий и тихий, говорит. летописец, имели обычай Поляне, имели стыденье к снохам своим и к сестрам, к матерям и отцам своим, к свекровям и деверям; брачые обычаи имели: не ходил жених за невестой, а ее приводили к нему вечером, а на другой день приносили то, что за нею дано (брачныи обычаи имяху: не хожаше жених по невесту, но приводяху вечер, а, завтра приношаху по ней, что вдадуче). Тут мы видим дальнейшее развитие брачных форм, свидетельствующее о высшем быте у Полян, чем у других славянских колен древней Руси.
          Свобода брачных отношений продолжается даже и в христианстве, и долгое время брачныя церемонии по церковному установлению встречаются только в высших классах, простой же народ остается чужд церковнаго брака и живет при прежних языческих обычаях брака. Весьма распространено было многоженство. "В то время, разсказывает Козма Пражский, каждый, как хотел, мог иметь по две и по три жены, и что теперь почитается за стыд, в те времена было великим безславием, когда муж довольствовался одною женою, а жена имела только одного мужа." "Счастливое было время тогда, продолжаегь тот же Козма об языческой Чехии,-как свет солнца, как влага водная, общин достоянием всех были нивы и пажити и даже самые браки были у них общи. Брак продолжался одну ночь; на утро разрывались цепи любви. Тогда позволялось мужу брать чужую жену, а жене выходить за чужого мужа." Древнеславянския женщины пользовались значительною свободою. Былины сохранили образы древнеславянских девушек- мужественных, воинственных и независимаго характера. Оне свободно располагают своим сердцем и сами выбираюгь себе мужеи и возлюбленных. "Хочешь выдти за Владимира"?- снрашивает Рогнеду отец ея Рогволод. "Не хочу за Владимира, но за Ярополка хочу"-отвечает Рогнеда, и отец уступает ея желанию.
          Будущая жена Дуная, бывшая первым стрелком в Киеве, отправляется в чисто поле искать себе супротивников, с тем чтобы выйти замуж за того, кто любит ее. Нередко девушки умыкали себе женихов. Так Добрыня был умыкан одной "паленицей-женщиною великой", которая его победила в рукопашной . Женщина могла выезжать в поле, богатырствовать с врагами, предводптельствовать дружиной, вообще делать все мужския дела: в народном сознании не сушествовало разницы между мужскими и женскими делами.
          Красота женская весьма ценилась в древней Руси. Святослав женил сына Ярополка на пленнице-гречанке "красоты ради лица ея". Идеал женской красоты изображается в былинах таким образом:
          Белое лицо, как белый снег, ягодицы, как бы маков цвет, черныя брови, как соболи, будто колесом брови проведены; / Ясныя очи, как бы у сокола... / Она ростом-то высокая, / У ней кровь-то в лице, словно белаго заяца, / А и ручки беленьки, пальчики тоненьки. / Ходит она, словно лебедушка, / Глазом глянет, словно светлый день.
          Но кроме красоты требовались еще умственныя и нравственныя качества. Требовалось, чтобы она была не только "лицом красна или станом статна, ио и умом сверстна, чтобы она была ровня мужу, ему "супротивница", чтобы с нею было можно думу подумати, слово промолвити, долги веки коротати, чтобы умела она русскую грамоту и четью-петью церковному".
          Славянская женщила пользовалась большим уважением, как обладающая вещей силой, всесильными чарами. Она считалась представительницей добраго, миротворящаго, сострадательнаго. В славянских сказках обыкновенно герои находят покровительство в лице бабушки, матери или сестры черта, которыя прячут их от черта и помогают им. По древнему праву чехов, если убийцу находили подле его жены и она обнимала его или покрывала подолом, мститель обязан был оставить его в покое.
          Древнерусское право высоко ставило честь женщины, и за обиду, нанесенную женшине, налагались весьма высокия цены, в несколько раз превышающия пени за обиду мужчины. В церковном уставе Ярослава имеется много статей, трактующих о разных случаях обиды женщин. "Аже кто умчит (уведет или похитит) девку илп насилит, аже Боярская дчи (дочь), за сором (срам) ей 5 гривен золота, а Епископу 5 гривен золота, а меньших бояр гривна золота, а Епископу гривна золота. Добрых людей за сором 5 гривен серебра, а на умычницех (с похитителей) по гривне серебра Епископу, а князь казнит. Аже кто пошибает (ударит) Боярскую дщерь или Боярскую жену, за сором ей 5 гривен золота, а Епископу 5 гривен золота, а меньших Бояр гривна золота, а Епископу гривна золота, а нарочитых людей 3 рубли, а Епископу 3 рубли, а простой чади 15 гривен, а Епископу 15 гривен, а князь казнит. Аже кто зовет чужу жену "срамным словом", Великих Бояр за сором ей 5 гривен золота, а Епископу 5 гривен золота, а князь казнит; а будет (жена) меньших Бояр, за сором ей 3 гривны золота, а Епископу 3 гривны; а будет городских людей за сором 3 гривны серсбра, а Епископу 3 гривны, а сельских людей за сором гривна серебра, а Епископу гривна серебра." Из сравнения размера пени за обиду женщише с пеней за обиду мужчине, ПО Русской Правде и по другим памятникам, оказывается, что первая превышала в несколько раа последнюю. По древнечешскому и польскому праву за изнасиловапие жснщины полагалась смертная казнь, как за убийство. В древней Руси женщина считалась по закону лицом юридичсски вполне самостоятельным: она имела право владеть всякаго рода имуществом, располагать им по своей воле и даже выступать в суде лично или через повереннаго. В случае судебнаго поединка, она могла поставить на место себя наемника. Если же истец и ответчик были оба женщины, оне не имели права выставлять за себя наемников: "жонки с жонкою присуждати поле, а наймиту от жонки не быти ни с одну сторону". Замужния женщины пользовались значительною самостоятельностью. Они могли иметь независимо от мужа имущество, землю, села и свободно расноряжаться им. В некоторых местностях жена считалась даже главою дома. По древне-чешскому праву жена принималась за представительницу семейства, и муж считался дома только тогда, когда он находился подле своей жены. Если начинался процесс, то ответчик мог быть вызван к суду только в той местности, где была его жена. Особенно заботливо древнеславянское право относилось к вдове. Поддерживать вдову вменялось в обязанность, в долг. "Вдовицю оправдите сами",-завещает Мономах своим детям. Польское право удлиняло для вдов срок для начинания иска на 6 лет, тремя годами более обыкновеннаго. "Матерая" вдова (т. е. мать-вдова) в древней Руси не только пользуется всеми юридическими правами вполне заступая мужа, как полный хозяии семьи, но играет нередко видную роль в общественной и политической. жизни. В нашей истории, в особенности в княжеский период, не мало примеров женщин, предводительствовавших дружинами, участвовавших в войнах, управлявших княжествами. Образ Ольги-правительницы, нарисованный нашим летописцем - яркий и типичный образ древнерусской вдовы, заступавшей во всем мужа и продолжавшей после его смерти домоуправление.
          Таким образом, положение женщины в первобытную эпоху русской истории было вполне вольное и независимое. В следующую эпоху, с укреплением и развитием патриархальных начал, женщина мало по малу теряет свою свободу и становится в подчиненное положение от отца или мужа. Отеческая власть у славян имела такой же абсолютный характер, как римская patria potestas. Отец семьи или рода был государем, собственником, и его воля был закон для домочадцев или членов рода. Первобытная форма брака чрез умыкание, сопровождавшееся нередко кровавыми столкновениями между враждовавшими родами, постепенно, с наступлением более умиротвореннаго состояиия, исчезает и заменяется полюбовным соглашением между женихом и родичами невесты. Невеста уступалась жениху за известную плату. В сохранившихся свадебных обрядах и песнях ясно видны следы покупки невесгы. Браки совершались со всеми формальностями купли-продажи. Жених называется купцом, невеста товаром; между покупателями и продавцами происходит настоящий торг, причем товар предварительно осматривается женихом и его родственниками на смотринах. Невесту выводят на середину избы и сажают на скамейку, жених и родственники подходят и осматривают лицо, шею, руки и другия части тела, все равно, как при покупке лошади илп коровы. Затем, когда торг состоялся, бьют по рукам и просватывают или, по выражению, сохранившемуся у крестьян Архангельской гб., пропивают девку. (Шашков).
          Само собою разумеется, что согласия невесты не требовалось и о свободном выборе со стороны невесты не могло быть речи. Свадебныя песни наполнены жалобами невесты и выражают укоры продающсй ее родне и плач о том, что ее выдадут за немилаго, повезут "в чужую дальнюю сторону", "к чужому роду-племени". Из тех же песен видно, что положение молодой в новой семье было очень незавидное, ее встречали враждебно, как чужую, в особенности свекровь. Обыкновенно, с переходом в семью мужа, она подпадала под власть семейнаго главы мужа-домовладыки, который даже имел право primae noctis Положение ея, как жены, вполне подчиненное, муж имеет на нее полную власть, он ея господин, она его раба. Рабское положение женщины выражалось во многих обрядах, между прочим в унизительном обряде разувания мужа молодою женою при брачном ложе. После венчания жених получает из рук отца невесты плеть и ею трижды бьет невесту в знак того, что он стал ея господином. Этот обряд сохранялся в России в течение всего допетровскаго периода нашей истории и поныне встречастся в крестьянстве и купечестве.
          Безличное, рабское положеиие женщины в древнерусской семье, с ея патриархальным складом, основанным на безграничной власти владыки семьи, и при грубости нравов, сделалось еще более униженным по мере усиления влияния византизма, сообщившаго жизни древней Руси характер аскетическо-монастырский и внесшаго воззрения на женщину, как на существо нечистое, греховное. Восточно-византийские аскетические взгляды, явившиеся естественною реакциею против распущенности нравов, характеризующей последнюю эпоху византийской Империи, и ополчившиеся против всей растленной византийской цивилизации, с ея непомерной роскошью, порочными женщинами, зазорными, противными идеалам христиапства, светскими удовольствиями - перешли к нам вместе с христианством н направили на нашу жизнь свои изобличения с тем же крайним ожесточением, какое вызывалось византийской действительностью. Аскетизм предписывал молитвы, умерщвление плоти и изгонял из жизни все мирския удовольствия, в особенности игры, хороводы и пляски женския. "Пляшущая жена -любодейница дьявола, супруга адова, невеста сатанина". В особенности аскетическая мысль вооружилась против женщин и изгоняла из жизни все, что имело какое-либо отношение к общению между полами и к проявлению половой любви; даже брачное сожительство считалось греховным и терпелось лишь как слабость человеческая. "Если кто согрешит с женою в пятницу, субботу и в воскресенье или в другие праздники и родится у него сын, то будет вор, разбойиик или блудник". Благочестивые люди совсем уклоняются от "греха супружества". По мере усиления этих аскетических воззрений женщина окончательно отождествляется с источником соблазна и греха. Ей отводилось даже особое место в церкви - отдельно от мужчин. Поп не мог служить в ризе, в которую вшит женский плат. Некоторые монастырские уставы не дозволяли иметь В монастыре даже животных женскаго пола, а "Стоглав" запретил обычай погребать вместе на одном и том же монастырском кладбище покойников обоего пола. Под влииинием аскетической мысли сложилось представление "о женской злобе", "о злой жене". Составители разных сборников, как "Пчелы", "Злотоуст", "Притчи о женской злобе" и других подобных сборников, выбирали разныя места, говорящия против женщины, из аскетических византийских сочинениий, и также из сочинений классических писателей - Платона, Еврипида, Пифагора, Диогена. К этому времени относятся наши домострои, которых было большое множество раньше, чем появился настоящий домострой попа Сильвестра, который только резюмировал то, что крепко держалось в понятиях его современников. Еще в XI в. в Святославовом Изборнике мы находим поучение на счет женской злобы, где между прочим говорится: "Жена, соблазнившая Адама, положила начало всякому греху. Не слушай злой жены; мед каплет из ует ея, но он скоро будет горячее желчи и полыни и острее ножа обоюдоостраго. Женщина уловляет души честных людей и низводит в ад; пути адовы-пути ея. Добраго мужсчину найдешь одного в тысяче, а женщины ни одной не встретншь и в десятке тысяч... Женщина заключила в темниду Иосифа Прекраснаго; она советовала самоубийством кончить жизнь Иову; жена была виновницей убийства Урии и падения мудрейшаго Давида и Соломона; она ослепила сильнейшаго из людей Сампсона; она умертвила Наву ея, злоумышляла на жизнь пророка Илии и добилась головы Иоанна Крестителя. Злая жена-это зло дьявольское и острое оружие!..." В разных сборниках, как "Пчела", ставился вопрос-"что есть злая жена?", на который дается следующии ответ. "Источник злобы, смертоносная беседа, душам пагуба, хоругвь адова, проказливая клеветница, сатанин праздник, покоище змеинное, цвет дьявольский, спасающимся соблазн, неисцелимая болезеь, бешенная сука, коза неистовая, ветер северный, день ненастный, лютый мороз, колодезь смрадный, неукротимый зверь, ехидна, неумолимая скорпия, неудержимый аспид и т. д.
          Все эти воззрения вытекали из глубоко проникавшей восточное миросозерцание идеи о великом неравенстве существа женскаго с существом мужеским, о великом превосходстве мужскаго существа над женским, и клонились к тому, чтобы совершенно удалить женщину из общества, как соблазн мира, как воплощение греха и соблазна, служащее помехой для благочестивой жизни и нравственных дел мужчины. Плодом этих воззрений являются терем и домострой. Терем, как особая пристройка, предназначенная для женщин, существовал и ранние, и постоянно встречается в былинах, описывающих, как "сидит она в высоком терему". Но терем, как режим, как жизненная идея возникает лишь с появлением в России византизма и распространешем его аскетических взглядов на женщину. Появление терема было воплощением домоваго режима, установленнаго домостройными правилами. По этим правилам благочестивый дом древней Руси уподоблялся монастырю, и устройство домашней жизни было вполне монастырское. Домострой дает подробныя правила, как проводить день: когда вставать, когда ложиться, когда и сколько раз в день молиться и т. д. Полное удаление женщин, полное, так сказать, изятие их из помыслов и жизни мужчин - прямой результат домостройных правил. К началу XVI века теремный режим окончательно складывается, и затворническая жизпь женщин доводится до крайних пределов.
          По свидетельству иностранных писателей, посетивших Россию, как Герберштерн, Бухау и др., затворннчество женщин в XVI ст. было доведено до того, что ее не показывали не тодько никому из посторонних, но даже братьям и другим близким родственникам; оне жили взаперти, никуда не выходили, и даже в церковь позволялось им ходить, только изредка, во время говенья, или в большие праздники. По словам Герберштейна, женщина считалась честною лишь тогда, когда жила взаперти. Терем, т. е. женское отделение помещалось обыкновенно сзади дома и ключи от него находились у хозяина. Жизнь женщин в теремах совершенно походила на жизнь в тюрьмах. Никто не мог проникать туда, и оне не могли выходить из своего отделения без ведома и разрешения хозяина семьи.
          Эта тюремная жизнь была особенно строга в высших слоях общества. Положение цариц и царевон было самое печальное. Котошихин так описывает их жизнь: "Сестры царския и дочери, имве свои особые покои, живут, как пустынницы, мало видят людей и их люди, но всегда в молитве и посте пребывают и лица свои слезами омывают, потому что, имея удовольство царственыое, не имеют того удовольства, которое от всемогущаго Бога дано человекам совокуплятися и плод творити. За князей и бояр своего государства замуж их не выдают, потому что князья и бояре их холопы и в челобитных пишутся холопами, а если за раба выходит госпожа, то это становится в вечный пиозор; а за короловичей и князей других государств их также не выдают для того, что не одной веры и для того, что иных государств языка и политики не знают и оттого им был бы стыд". Эти вечныя затворницы никогда не видали людеий, и на них никто не мог смотреть. Даже врач не мог их видеть, и пред прходом его завешивали окна, чтобы было темно в комнате, а руку больной окутывали тонкой материею, чтобы доктор, ощупывая пульс, не дотрогпвался до тела.
          Само собою разумеется, что такая затворническая жизнь русской женщишы приводила к полному отупению ея умственных способностей. Котошихин так характеризует московских женщин: "московскаго государства женский пол грамоте не учоные, и необычай тому ееть, а природным разумом простоваты и на ответы не смышленны и стыдливы; понеже от младенческих лет до замужества своего у отцов своих живут в тайных покоях и, опричь самых ближних родственников, чужие люди никто их и они людей видеть не могут; а когда замуж выйдут, их люди также видают мало; можно понять, что им не от чего быть разумныни и смелыми". Жена по домострою не имеет другого назначения, как распорядительницы в хозяйстве и занятиях прислуги. Она во всем должна давать ответ мужу, который, увидя у жены что не в порядке, "должен уметь ее наказать с рассуждением". Высшия добродьтели жены по домострою-молчание и смирение. Муж "обязан поучать жену свою о всяком благочинии, как душу спасти, и Богу и мужу угодити, и дом свой добре строити; а жена должна во всем ему покорятися и со страхом внимати". "Ежедневно жена должна спрашиваться у мужа обо всем, и советоваться, как в люди ходити и к себе принимати, и с гостями что беседовати, и поучаться, как добрыя жены живут и как мужей своих слушают, и с ними спрашиваются и им повинуются во всем". "А если жену слово и наказание не имет, если она не слушает и не внимает, и не боится, и не творит, как муж учит, то плетию постегати, вине смотря, наедине, а не перед людьми, и поучив, примолвити и пожаловати и никакож не гневаться друг на друга. А за всякую вину по уху и по лицу ни бити, ни кулаком под сердце, ни инком, ни посохом не колотити, ничем железным, ни деревом не бити. Кто с сердца или с кручины так бьет, многия притчи оттого бывают, слепота и глухота, и руку и ногу вывихнет, и глазоболие, и зубная болезнь, а у беременных жени детям в утробах бывает повреждение; а плетию бити и разумно, и больно, и страшно, и здорово. А в случае большой вины, и за ослушание и небрежение снять рубашку, да плетию вежливенько бити, за руки держа, по вине смотря". Право мужа наказывать жену, как видно из многих юридических актов того времени, было обычаем и по закону вполне неограничено. В одной поручной записи первой половины XVII в. жители Тихвинскаго посада за одного из своих посадских ручаются в том, что он "живучи за их порукой, жену свою напрасно безвечить не будет, а жить будет как и прочие посадские живут, без всякаго воровства, и усмирять жену будет по вине и полюдски, а не безвечьем".
          В другом древнерусском памятнике, относящемся по духу к категории домостроев (рукописная кормчая: толк Козмы Халкидонскаго, яко не подобает жены госпожею звати), излагается следующее поучение относительно власти мужа над женой: "Пытайте ученья, которое говорит: жене не велю учити, ни владети мужем, но быти в молчании и в покорении мужу своему. Адам прожде создан был, потом Ева сотворена, и Господь рече: аз тя бех сотворил равно владычествовати с мужем, но ты не уме(ла) равно господствовати, буди обладаема мужем, работающи ему в послушании и в покорении вся дни живота твоего... Да будучи жены домодержцы... да покоряются во всем своим мужам, и мужи да любят жены свои, и жены да послушают во всем мужай своих, яко раб господина. Раб бо разрешится от работы от господския, а жене нет разрешенья от мужа, но когда муж ея умрет, тогда свободна есть законнаго посягнути... Глава есть мужеви Христос; жене глава-муж. Нест сотворен муж жены деля, но жена мужа деля, того деля имати власть муж над женою, а не жена над мужем. Не мози, сыну, возвести главы женския выше мужин, али то Христу наругаешся. Того ради не подобает жены звати госпожею, но и лепо жене мужа звати господином".
          При таких взглядах на женщину, при полной обособленности ея, раздвоение в семье было естественным явлением, и в общсстве, лишенном смягчающаго элемента, царила крайняя грубость нравов. Любимыми удовольствиями мужчин были медвежьи травли, кулачные бои, грубыя потехи шутов. Русскому обществу московскаго допетровскаго периода был совершенно чужд романтизм, с его поклонением красоте, утонченными чувствованиями, рыцарским энтузиазмом и другими формами изящной, грациозной романтической любви и восторженнаго служения прекраспому полу, которыя были выработаны средневековой западно-европейскою жизнию. Любовь у наших предков в Московии имела исключительно чувственный характер, и отношения между полами были грубо прозаическия, лишенныя каких-бы то ни было черт романтической сантиментальности. Соответственно этому и вкусы того временн были крайне материальны. Идеал женской красоты приурочивался исключительно к представлению о физических достоинствах женщины, отвечающих одной чувственности. Признаками женской красоты считались белое лицо и красныя щеки, тонкие пальцы и большая нога, а в особенности пышныя формы и толстый стан. Англичанин Коллинс, описывая современных ему русскнх женщин (XVI в.), говорит: "маленькия ножки и стройный стан почитаются безобразием. Красотою женщины они считают толстоту. Худощавыя женщины почитаются нездоровыми и потому те, которыя от природы не склонны к толстоте, предаются всякаго рода эпикурейству, с намерением растолстеть: лежат целый день в постеле, пьют русскую водку, очень способствующую толстоте, потом спят, а потом опять пьют". Дородность была на первом плане. "Дал бы Бог быть дородной, а за красотой дело не станет"-говорили тогда женщины, а по мнению тогдашних ценителей жснской красоты, если в женщине меньше пяти пудов весу, то и красавицей нельзя назвать. Необходимою принадлежностью туалета женщин Московии были белила и румяна, употребление которых было так распространено, что считалось как бы обязательным и крайне возмущало иностранных путешественников. По описанию Петрея (ХVII в.) "русския женщины безобразят себя часто тем, что не только лицо, но глаза, шею и руки красят разными красками-белою, красною, синею и темною: черныя ресницы делают белыми, белыя черными или темными и проводят их так грубо и толсто, что всякому это заметно". По остроумному объяснению Забелина румяна и белила, по-видимому, были в своем роде одежда для лица-требовалось одеть лицо в известный образ красоты, соответственный моде и вкусам того времени. Московскому идеалу женской красоты соответствовали покрой и характер платья. Вкусы того времени требовали от женскаго наряда, чтобы он дополнял представление о румяном лице, дородной фигуре и высоком росте, и это достигалось пестрым, вычурно-цветным, просторно сидящим и длинным до пят платьем. Талия совершенно не допускалась, и верхнее платье не должно было заключать ни малейшей складки, которая могла бы обрисовывать формы и линии женскаго тела. Всякия романтическия тени, всякое эстетическое выражение духовной, идеальной красоты были совершенно чужды костюму московской женщины, вполне гармонировавшему с домостройным складом русской жизни московскаго периода. Само собою разумеется, что браки редко заключались по любви, которая вообще редко выступала мотивом в древнерусской жизни. Жених и невеста не могли друг друга видеть и до свадьбы друг друга совершенио не знали; женились по выбору и воле родителей, при посредстве свах. Невеста осматривалась на смотринах, и при этом нередко бывали обманы: вместо одной дочери показывали другую или служанку, малых ростом ставиии на подставки и. т. д. "Нигде нет такого обманства на девки, замечает Котошихин, как в Московском царстве". Понятно, чем оканчивались такие браки. Семейная хроника московскаго периода наполнена возмутительными фактами истязаний, которым подвергались жены, от которых мужья желали освободиться. Самым обыкновенным средством служило насильственное заключение жен в монастырь. Нередко жены мужьями закладывались или продавались. В XVII столетии патриарх Филарет обличал служилых людей, что они, отправляясь на отдаленную службу, закладывали жен своих товарищам и вместо процентов предоставляли им право любиться с своими заложенными супружницами. Если должник не выкупал в срок свосй жены, то заимодавец продавал ее другому, другой третьему и т. д. Факты продажи жен часто встречаются даже в документах ХVIII в. Так напр. в 1742 г. верхотонскаго острога крестьянин Краснояров, разъезжавший для торговли по разным местам вместе с своей женой, вернулся домой без нея; оказалось. что он продал ее кому-то в деревне Усовой.
          Нередко женили малолетних на взрослых девушках. "Такие браки, говорит Шашков, взрослых с малолетними во многих местностях существовали почти вплоть до настоящаго столетия и были особою формою снохачества. Отцы или опекуны, взяв девицу для своего малолетняго сына, жили с нею сами до совершеннолетия мужа, который, выросши и почувствовав потребности половаго инстинкта, нередко находил в своей жене уже отжившую старуху. В архивах Сибири я не раз наталкивался на документы, свидетельствующие о распространенности этого гнуснаго злоупотребления даже и в XVIII веке. Так в 1749 г. один енисейский крестьянин жаловался, что отец женил его семилетняго на сорокалетней девке, что теперь ей уже 60 лет и она неспособна быть женой".
          Вообще в старинной Руси очень легко смотрели на брак и нисколько не считались с желаниями самих брачующихся. Браки заключались, как говорится в одной песне, "по божъему повелению, по царскому уложению, по господскому приказанию, по мирскому приговору". "По обычаю древней Руси, говорит Шашков, каждый домовладыка был обязан заботиться о всех домочадцах, о рабах и прислуге, как о собственных детях-девиц выдавать замуж, а молодцев женить. Помещики делали это вплоть до отмены крепостнаго права. У казаков нередко атаман давал невест, как в семействах отец семьи, и Стенька Разин устроил таким образом не одну сотню свадьб. Вельможи, великие князья, цари также устрояли свадьбы приближенных к себе лиц, не спрашивая конечно об их согласии. Иногда правительство устрояло подобные браки гуртом. При Алексее Михайловиче, в видах умножения народонаселения Сибири, повелено было, чтобы тамошние пашенные крестьяне непременно отдавали своих дочерей за ссыльных; но так как они не хотели брать себе в зятья воров и мошенников, то их принуждали к тому силою и брали за ослушание большой штраф. Иногда правительство высылало в Сибирь "женок и девок", поручая тамошней администрации выдавать их замуж. В 1759 г. напр. было определено поселить на сибирскую линию годных для замужества ссыльных женщин. Сибирская губернская канцелярия предписывала воеводам и управителям, "собрав этих женок, персонально учинить им осмотр и годных для замужества отправлять в Омск к бригадиру Фрауендорфу, которому предписывалось разселить их по линии и выдавать замуж за всех, кроме военнослужащих".